Кузбасс т: Купить сельскохозяйственную технику Посевной комплекс «КУЗБАСС-Т» в Новосибирской области

Посевной комплекс «Кузбасс-Т» имеет 4 модификации по ширине захвата: ПК-6,1; ПК-8,5; ПК-9,7; ПК-12,2 (цифровой индекс соответствует ширине захвата в метрах) и представляет собой систему культиватора со стрельчатой лапой (лемехом) и идущим следом дисковым сошником, предназначенных для работ, как на полях, вспаханных обычным путем, так и для сева по стерне без предварительной подготовки почвы.

За один проход посевного комплекса выполняются следующие операции: культивация, протравливание и высев семян, внесение удобрений, боронование, прикатывание, выравнивание почвы.

                               Технические характеристики:

Наименование показателя
Наименование машины	ПК-6,1	ПК-8,5	ПК-9,7	ПК-12,2
Тип машины	Прицепная / Полуприцепная
Число органов для культивации, шт.	20	28	32	40
Число рядков для посева, шт.	31/39*	45/55*	51/63*	63/79*
Ширина междурядий при культивации, см	30
Ширина междурядий при посеве, см	19/15
Рабочая ширина захвата, м	6,1	8,5	9,7	12,2
Агрегатируется	Трактор кл. 5			Трактор кл. 8
Привод высеивающих аппаратов	От опорного колеса бункера
Потребляемая мощность, кВт	175	215	240	310
Рекомендуемая мощность трактора, л.с.	230	280	320	430
Рабочая скорость, км/ч	До 13		До 12
Транспортная скорость, км/ч	До 30
Производительность, га/ч:
— основного времени (при рабочей скорости 12 км/час)	6,1	8,5	9,7	12,2
Удельный расход топлива, кг/га	Не более 9	Не более 10	Не более 11	Не более 12
Количество персонала, обслуживающего агрегат:
— тракторист, чел.	1
Габаритные размеры машины, мм:
в рабочем положении:
—  длина	15200±100	15200±100	15200±100	14730±100
— ширина	6600±50	9120±50	10150±50	12680±50
— высота	3100±50	3100±50	3100±50	3100±50
в транспортном положении:
— длина	14800±100	14800±100	14800±100	14800±100
—  ширина	6600±50	6600±50	6600±50	6600±50
— высота	3600±50	3600±50	3900±50	5100±50
Дорожный просвет, мм	250
Масса машины, кг	9900±250	11600±250	12850±250	14050±250
— в т. ч.: посевного агрегата	6900±150	8600±150	9850±150	11050±150
— бункера	3000±100	3000±100	3000±100	3000±100
Диапазон нормы высева, вентилятор 6″/(вентилятор 8″): кг/га**
—  при скорости 8 км/ч	3/430***
—  при скорости 12 км/ч	3/280***
Пределы регулировки рабочих органов по глубине, мм	20 — 70
Перевод в транспортное / рабочее положение	Гидравлический
Ёмкость бункера для семян и удобрений, м3	6,5 / 8 / 9,6 / 10 / 12,8
Количество отсеков бункера	2 / 3
Отношение объёмов отсеков, передний / задний, %	40 / 60, 50 / 50 или 37,5 / 25 / 37,5
Количество сошников	20 / 31 (39*)	28 / 45 (55*)	32 / 51 (63*)	40 / 63 (79*)
Сошник:
— тип	Дисковый
Культивирующий орган:
— тип	Стрельчатая лапа
Механизм навески сошника:	Параллелограммный — рычажный
— тип	Подпружиненный

Кузбасский угольный регион России на грани экологической катастрофы

Сергей Шереметев. Фото(с): Елизавета Пестова/Медиазона. Все права защищены.

Эта статья изначально была опубликована на русском языке в Медиазоне. Мы благодарны им за разрешение опубликовать его перевод здесь.

По региональным меркам Кемеровский угольный бассейн на юго-западе Сибири (также известный как Кузбасс) считается промышленно развитым и густонаселенным районом. Губернатора и местного вора в законе Амана Тулеева пресса окрестила как «самым эффективным губернатором Сибири», так и «одним из самых авторитарных региональных лидеров в России». Его даже называли «главой Кузбасского ханства».

73-летний Тулеев не является губернатором России дольше всех (Евгений Савченко руководил Белгородской областью на юге страны 24 года), но он определенно лидер. Тулеев всего на год моложе своего региона, который был выделен из Новосибирской области в 1943 году: когда Донбасс и его угольные запасы были оккупированы немецкими войсками, Кузбасс стал критически важным для Советского Союза как источник топлива. С тех пор масштабы добычи здесь постепенно росли.

Аэропорт Спиченково находится в 25 км от города Новокузнецка. Вдоль дороги стоят частные дома и большие черные холмы — отвалы шлака, оставшиеся после открытой разработки местности. Поверхностный слой почвы удаляется бульдозерами, обнажая голую породу, которая затем дробится мощными машинами, чтобы обнажить лежащий под ней уголь. Пустая порода, известная как «хвосты», затем складывается в кучи. Этот способ добычи угля используется в России только последние 10-15 лет: в советское время уголь добывали из глубоких шахт.

Пейзаж вокруг Новокузнецка, если смотреть с самолета, ни на что не похож, его поля изрезаны огромными серыми карьерами шириной иногда в километры и глубиной до 200 метров, оставшимися после добычи угля.

«Либо мы здесь не живем, либо они не добывают»

Правительство области и лояльная ему пресса не говорят об опасной близости этой горнодобывающей деятельности к городам области. Губернатор Тулеев постоянно восхваляет угольную промышленность, увеличившую добычу в 9 раз.% в этом году. Протестуют пока только жители сел, которым угрожает разрастание шахт: Сергею Шереметеву из Алексеевки и нескольким союзникам удалось остановить работы Бунгурско-Северного ГРЗ, расположенного в километре от жилого массива ( осколки камней от взрывов падали в сады людей). Также была остановлена ​​добыча в живописном поселке Апанас, на краю тайги.

«Мы с ними воевали с 2010 по 2013 год, — говорит Шереметев. «Мы применяли всевозможные тактики: ложились под гусеницы экскаваторов, заходили в зону взрыва, останавливали погрузку угля и, конечно, писали письма протеста. Либо мы здесь не живем, либо они не шахтируют — других вариантов нет». На мой вопрос о том, пытались ли его отговорить или запугать, Шереметев только улыбается и говорит, что это безнадежно. Теперь активисты из Ананьино и Алексеевки начали делиться своим опытом с другими людьми. Недавно они организовали акцию по случаю Года экологии в России, посадив ели и кедры на краю старого карьера и выпустив молодых карпов в воду, которая сейчас его заполняет.

«Прибыльная фабрика». Фото(с): Елизавета Пестова/Медиазона. Все права защищены.

Антон Лементуев, горный инженер и координатор движения «Экозащита», говорит мне, что местные жители все больше недовольны добычей полезных ископаемых. Первая акция протеста прошла в Новокузнецке 24 сентября, когда собрались люди из нескольких десятков сел. Юрий, один из его организаторов, вспоминает тот день: «Погода была ужасная — накануне вечером сцену обмотали сеткой, оцепили скотчем и поставили барьер. Мы планировали выступить там. Потом утром они окружили участок автобусами и выставили вокруг него кольцо ментов».

В начале октября протестующие собрались в Гавриловке, поселке из 20 домов под Новокузнецком. В пяти километрах на Степановском карьере ведется добыча угля — без необходимых документов, утверждают активисты. К протестующим присоединились жители других сел, недовольные происходящим.

Активисты планировали перекрыть бульдозером дорогу, ведущую к месту раскопок, но в последний момент жители Гавриловки передумали. Шереметев рассказывает мне, что накануне вечером приехали грузовики с бесплатным углем и сельчанам пообещали, что единственную дорогу в селе починят. В итоге малолюдный митинг все-таки состоялся, закончившийся подписанием коллективного письма в правоохранительные органы с требованием провести служебную проверку Степановского участка. Затем руководитель объекта признал, что не все необходимые формальности были выполнены, но местные власти постановили, что деятельность там была совершенно законной.

Тихие взрывы в честь Рождества Пресвятой Богородицы

Критикам угольной промышленности региона власти часто напоминают, что добыча полезных ископаемых обеспечивает работой местное население, говорит Антон Леметуев. Около 150 000 человек из 2,5 млн жителей Кемеровской области непосредственно заняты в горнодобывающей отрасли, а другие работают в ее инфраструктуре и многочисленных отраслях, связанных с ней. Леметуев говорит мне, что заработная плата многих людей, живущих в регионе, «зависит от количества добытого и проданного угля».

«Лучше я найду работу за 100 км, чем в шахтах», — с отвращением говорит мне Шереметев. Работает водителем маршрутки в Новокузнецке.

Лементуев называет Кузбасс «монорегионом»: он, кажется, целиком состоит из шахтных городков, карьерных городков и электростанций. По официальным данным, открытых карьеров насчитывается 120, но реальную цифру определить сложно: экологи считают, что существует немало участков, где ведется нелегальная добыча.

В Киселевске 10 карьеров, в районе

жителей. Края карьера иногда подходят вплотную к домам: например, там, где живет учительница английского языка Светлана Коломейченко. Большинство домов на ее улице давно снесены, но Светлана отказывается продавать свой участок горнодобывающей компании; она считает предлагаемую компенсацию недостаточной.

За деревьями в ее заднем саду находится крутой обрыв, а за обрывом находится заброшенный карьер, где время от времени поднимается дым от угля. Окна ее дома всегда покрыты слоем черной пыли. У нее есть отрывной календарь, где она отмечает взрывы: «25 сентября, 14.45: сегодня взрывы тихие, в честь праздника Рождества Пресвятой Богородицы». Более мощные взрывы дают трещины в ее стенах.

Бачатский разрез. Фото(с): Елизавета Пестова/Медиазона. Все права защищены.

Рядом с городом Белово с населением 70 000 человек в 100 км от Новокузнецка находится крупнейший в области Бачатский разрез, добывший с 1949 года несколько миллионов тонн угля. Глубина карьера 250 м, из него поднимается черная пыль постоянно и массивные самосвалы БелАЗ выглядят детскими игрушками в его безжизненном ландшафте.

«От угля не избавиться»

Активист экозащиты Владимир Сливяк считает, что Кемеровская область находится на грани экологической катастрофы и социальной дезинтеграции. Горнодобывающая промышленность находится в упадке в течение нескольких лет, и страны ЕС, подписавшие Парижское соглашение по климату в 2016 году, взяли на себя обязательство сократить использование угля и полностью отказаться от него в ближайшем будущем, в результате чего крупные производители угля столкнутся с финансовым дефицитом.

Антон Лементуев считает, что местные горнодобывающие корпорации осознают ситуацию, но продолжают безнаказанно работать благодаря подсластителям от правительства области: «у них нет социальных обязательств, что позволяет избежать огромных затрат: они отказались от какой-либо ответственности за переселение, экологические обязательства или просто соблюдение закона. Все было сфальсифицировано, чтобы позволить им ни за что не платить». Таким образом, игнорируются законодательные требования, чтобы фирмы могли открывать шахты рядом с населенными пунктами, а земля после этого никогда не обрабатывалась. По словам Леметуева, это связано с тем, что открытая добыча дешевле, а копая вблизи городов и поселков, они здорово экономят на инфраструктуре. «Все упирается в прибыль горнодобывающей компании», — заключает Сливяк.

Встреча губернатора Кемерово Амана Тулеева с Владимиром Путиным в Москве, октябрь 2014 г. Фото (с): Михаил Климентьев / РИА Новости. Все права защищены.

Правительство Кемеровской области отрицает, что мир отказывается от угольных электростанций из-за их вредного воздействия на окружающую среду. «От угля не избавиться: он был, есть и будет одним из самых ценных ресурсов человечества», — заявил Аман Тулеев в феврале 2016 года. В интервью ТАСС накануне Дня шахтера в августе Губернатор сказал: «Нам всем пришлось приложить колоссальные усилия, чтобы превратить Кузбасс из безработной дыры в промышленный хребет России. За последние 20 лет наша угольная промышленность прошла полный цикл омоложения, превратилась из неблагополучной отрасли, дотируемой государством, в экономически эффективную и стала первой полностью частной отраслью российской экономики».

В европейской части России, говорит мне Владимир Сливяк, на уголь приходится лишь небольшая часть нашего энергопотребления, «но Сибирь и Дальний Восток — это совсем другое дело»: здесь уголь дает около 50% энергии. «Так что экологические разговоры о том, что нужно что-то делать — сокращать выбросы отходов, развивать другие источники энергии — плохие новости для Кузбасса, потому что мы так зависим от угля», — добавляет Сливяк, что большинство домов в регионе по-прежнему используют его для отопления. , а правительство не торопится прокладывать газопроводы взамен.

Пока страны ЕС подписывали соглашения о постепенном отказе от угля, правительство России разрабатывает план поддержки своей угольной промышленности до 2030 года и надеется увеличить экспорт. По словам Сливяка, планируется «использовать меньше газа и больше угля. Почему? Потому что газ — это ценный ресурс, который гораздо удобнее и выгоднее продать на запад. И хотя спрос на уголь, безусловно, есть, но если смотреть на реальность, а не на планы правительства, то понятно, что серьезный рост его экспорта маловероятен».

По данным специалистов-экологов, в Кузбассе ежегодно выбрасывается в окружающую среду полтора миллиона тонн загрязняющих веществ и около полумиллиона кубометров загрязненных стоков. Антон Леметуев из «Экозащиты» приводит пример: за последние несколько лет вода в реке Аба, протекающей через центр Новокузнецка, почернела. А рядом с карьерами ежегодно откладывается 300-350 тонн избыточной породы — эти отходы занимают большую площадь и, по мнению экологов, токсичны.

Разрез в Алексеевке. Фото(с): Елизавета Пестова/Медиазона. Все права защищены.

Уголь для Кузбасса также оказывает влияние на окружающую среду других регионов России. В дальневосточных портах Ванино, Советская Гавань и Находка, например, возникла напряженная ситуация с отгрузкой угля. Портовики выгружают уголь на открытом воздухе, выбрасывая в воздух ядовитую пыль. Экологи объясняют, что в плане загрязнения атмосферы местные жители вполне могут жить в карьере. Местные активисты пытаются добиться запрета на открытую отгрузку угля, но пока безуспешно.

«Не то чтобы у нас мутанты бродят по улицам Новокузнецка или Кемерово, — говорит Сливяк, — но если посмотреть на цифры, пусть даже официальные, которые, вероятно, занижены, то видно, что налицо экологическая катастрофа. Жить здесь просто вредно для здоровья. В статистике окружающей среды или здравоохранения сложно найти хоть один показатель, который соответствовал бы среднероссийскому показателю. Все они гораздо хуже, и цена огромна».

Сливяк считает, что показатели экспорта угля неизбежно будут продолжать падать, поэтому местные жители начнут терять работу, и тогда любая забота об экологии вылетит в окно: «Местные власти делают все возможное, чтобы закрывать глаза на к ситуации, и будет продолжать делать это до тех пор, пока не появится кто-то в каске и не начнет что-то делать».

Перевод Лиз Барнс.

Жизнь и смерть в сибирской деревне

Кузбасс в этом году отмечает свое 300-летие. Кузбасс, регион на юго-западе Сибири, обладает одними из крупнейших запасов угля в мире. Несмотря на богатство полезных ископаемых региона, жизнь в деревнях остается тяжелой. Местный фотограф Светлана Лиханова посвятила свою жизнь документированию повседневной жизни и борьбы жителей Кузбасса.

Светлана Лиханова родилась в Юрге, городе на северо-западе Кузбасса. Последние семь лет она не расстается со своим фотоаппаратом. Основное внимание в ее фотографиях уделяется исчезающей российской деревне, в частности, деревням Кузбасса.

«В фотографию я пришла случайно, — говорит Лиханова. «Я работал в депо фрезеровщиком и был уволен перед Новым годом в 2014 году. После этого у меня появилось больше свободного времени»9.0005

«Родственники подарили мне небольшой фотоаппарат «Самсунг», с помощью которого я сделал свою первую сознательную фотографию. Я мыл фрукты, а капли воды так красиво рассыпались. Я хотел сделать снимок. Но понять, как «заморозить» капельки воды,надо разбираться в настройках фотоаппарата.Поэтому я начала изучать и искать информацию в интернете.Смотрела ночью мастер-классы,делала пометки.При этом фотографировала и публиковала много фото в соцсетях .В комментариях кто-то хвалил, а кто-то критиковал.Я хотел доказать, что могу лучше.

«Почему я фотографирую деревню? Из-за детства. Помню обстановку деревенского дома, в котором мы жили с родителями, когда мне было 3-5 лет, — в Пихтаче, [возле] небольшой железнодорожной станции между Тайга и Анжеро-Судженск (города в Кузбассе). Потом мы переехали в Тайгу-по сути очень похожее село,только побольше.Изба делилась на четырех хозяев.С одной стороны железная дорога с тополями деревья, с другой — болота и пруды.

«Целыми днями мы играли в деревне, купались, собирали землянику. Люди в деревне искренние, более открытые, чем в городе. Поэтому тема села мне очень близка», — говорит Лиханова.

«Мне очень грустно осознавать, что настоящая русская деревня исчезнет через несколько десятилетий. Дома больше не строят из дерева. Дома строят из сайдинга и шифера», — говорит она.

«Рыбаку или грибнику важен процесс, а не результат. Мне то же самое. У меня было желание фотографировать. Я бросил все, вышел на улицу и бродил по улицам Тайги в поисках что-то интересное и фотографировал».

«Познакомился с Татьяной, фотографом из Анжерки. Мы стали вместе ездить по деревням. Просто приезжали на вокзал, смотрели на карту деревни, в которой еще не были, и взлетали! И все. произошло спонтанно».

Лиханова стремительно развивала свое увлечение. Она была принята в Союз фотохудожников России, поступила в Кемеровский институт культуры и стала финалисткой фотоконкурса «Лучшее из России» с фотографией из серии о ветеранах России. Затем она работала в газете «Тайгинский рабочий» и отправилась в командировку с группой социальных работников, присланной поздравлять ветеранов Великой Отечественной войны.

«Они почти все плакали, когда встречали нас. Я не знаю, были ли это слезы радости или они плакали, потому что о них вспоминают только по праздникам», — говорит Лиханова.

«Конечно, не все фотографии тогда попали в газету, но мне разрешили сделать выставку к 9 мая (День Победы в России). Сначала в Тайге, а через год в Кемерово.

«Больше всего меня поразила пожилая женщина из села Кузель, — вспоминает Лиханова. «Она так жадно схватила пожертвованные 5000 рублей (сейчас примерно 70 долларов), стала считать деньги и тут же спрятала их. Мне хотелось плакать. бардак, что лучше бы ее определили в социальный приют.

«А в 2017 году моя фотография из серии про школу в поселке Сураново попала в список победителей Best Of Russia», — рассказывает фотограф.

«На этом фото учительница русского языка и литературы Зинаида Евстигнеевна. Родилась в Сураново…. Всю жизнь проработала учительницей в местной школе. И работает там до сих пор, хотя ей уже за 80 «Я умру в школе», — говорит она. Автомобильного сообщения с Тайгой практически не было до четырех лет назад. Дорогу обещают построить уже 40 лет, но Кемеровская область не торопится выполнять обещания.

«Как живут люди в Сураново? Есть небольшая ж/д станция, где работает пара человек. Несколько человек ездят на работу в тайгу. У остальных пенсия. И живут в лесу, собирают грибы. В основном люди пытаются выбраться,уехать из села.Но есть исключения.Встретил там молодую женщину,многодетную мать.Местные говорят,что она переехала туда из Томска,без мужа.На декретные деньги купила ветхий дом , Они живут на алименты от государства.

«Но больше всего меня поразило то, как их хоронят в Сураново. Умерших грузили в поезд и везли в Анжеро-Судженск на вскрытие, а потом обратно поездом в село. … Зимой, дорогу к кладбищу расчищали от снега лопатами и покойников возили на санях для захоронения», — рассказывает Лиханова.

«Это фото заросшего фельдшерско-аптечного корпуса в Суранове», — говорит Лиханова. Фельдшер – это практикующий врач, который не имеет полной квалификации и имеет иной статус, чем врач.

«В одиннадцати километрах от Тайги есть еще один поселок — Кузел. Несколько лет назад открылся новый фельдшерско-аптечный корпус, но с тех пор он закрыт. Работать там некому. Медработники приезжают лишь изредка, когда необходимо проводить прививки в большом количестве.Я написала пост в Facebook, спрашивая своих друзей и подписчиков, как мы могли бы решить эту проблему.Я пришла к выводу, что единственный выход — это глобальная программа переселения из маленьких деревень в более крупные поселения.

«В Кемеровской области очень много мелких населенных пунктов. Пока там были совхозы, была стабильность. Люди жили нормально. Совхоз давал рабочие места и жилье. А сейчас все предприятия в селах развалились , а люди остались. Школ там сегодня нет. Ничего. Как выжить? Только через программу переселения».

«Сейчас в деревне Сураново осталось менее 100 человек. В школе осталось 10 учеников. Последний ребенок в деревне пойдет в следующем году в первый класс, дошкольников в Сураново больше нет.

«Недавно было 300-летие Кузбасса. Все эти праздники не для сельчан, потому что они, по большому счету, нелюбимые дети Кузбасса», — говорит Лиханова.

«Единственное, что хорошо в наших поселках, это экология. Но дороги плохие. Все поселки, кроме тех, что на федеральной трассе, труднодоступны. До многих поселков можно добраться только по грунтовым дорогам, которые размываются осенью и весной, зимой никогда не чистят от снега.0005

«Недавно были в селе Сергеевка под Анжеро-Судженским и у нас нигде не было интернета. Местная девушка показала нам всего одно место под фонарным столбом, где можно было поймать интернет-сигнал. Люди ставили спутниковые тарелки, но никто не гарантирует им нормальный сигнал. А быстрый интернет школьникам необходим, если мы хотим, чтобы они выросли всесторонне развитыми личностями», — говорит она.

«Поселки вблизи крупных городов выглядят лучше за счет дачных жителей. Они преображаются и больше напоминают элитные коттеджные поселки. В настоящей деревне люди живут поколениями, старые дома передаются по наследству. Дух там особенный.

«В настоящих деревнях менталитет другой. Все люди, которые есть на моих фотографиях, — случайные знакомые. Когда я иду по улице с фотоаппаратом, люди интересуются и завязывается разговор.

«Меня часто приглашают на чай, — говорит Лиханова. «В селе Юрты-Константиновом, которое в простонародье называется Татарским, потому что это татарская слобода, мы поехали в гости к пожилой барыне Абау. У нее двухэтажный купеческий дом — настоящий особняк. в плохом состоянии.живет в одной комнате на первом этаже.

«Старый комод, печка и палатка над кроватью, в которой она спит. Натопить место, наверное, непросто, но в палатке теплее. Первая мысль была, что у нее совсем нет денег , но она сказала обратное. Ее пенсия составляет почти 22 000 рублей (почти 300 долларов США) в месяц. Она живет одна. Было невежливо спрашивать, на что она тратит свои деньги.

«Её ценности состоят из фотоальбома, небольшого радиоприемника и плаката с портретом Амана Тулеева [предыдущего губернатора Кузбасса, возглавлявшего область 20 лет]. И надувной лодки.. .. Соседи рассказали, что сюда приезжали томичи, говорили, что дом памятник архитектуры, и предлагали ей большие деньги и переезд в Томск.Но она отказалась.Ценности у нее другие и нематериальные.

«Здесь много затворников. Зимой были в Бутовке. Это бывший шахтерский поселок, который сейчас на окраине Кемерово. Видели землянку дома. Только одно окно и дверь торчат из-под снега .И выходит чумазый парень из этой землянки.Мы разговорились.Он работал геодезистом в прошлом.Одинокий человек,без семьи.

«Мы думали он асоциальный тип,может алкоголик,а он сказал что он не пьет и не курит вообще. Пенсия у него минимальная: 13 000 рублей (175 долларов) в месяц. Когда мы спросили, скучно ли ему, он сказал: «Почему мне должно быть скучно? Я люблю собак. У меня их пять. Два-три ведра картошки сажаю, 10 выкапываю. Крупы покупаю. У меня достаточно [еды] для меня и собак».

«Я спросил его, гипотетически, если бы государство предоставило ему квартиру, он бы переехал?» — говорит Лиханова. «Почему? Мне и здесь хорошо», — ответил он.

«Почти в каждом деревенском доме есть полка с иконой. В городах многие вспоминают о своей вере только на Пасху или Троицу. А в деревне вера другая — простая и постоянная», — говорит Лиханова.

«Я сам редко хожу в церковь, но меня поразила служба в селе Корнилово под Томском, где священник не читает, а поет. Даже неверующим это импонирует.

«Я тоже хорошо помню разрушенную церковь в селе Ишим. Была такая же в дни моего детства в Тайге. В детстве я поражался, что сквозь развалины крыши проросла береза.»

Лиханова говорит, что не зарабатывает на своих фотографиях.

«Я просто не могу», — говорит она. «Сотрудничество с редакциями невозможно, потому что я не могу работать по заданию. По этой же причине я не занимаюсь коммерческой фотографией. Пробовал снимать свадьбы, выпускные и понял, что мне это неинтересно»9.0005

«Я не люблю долго готовиться к съемке. В этом плане я восхищаюсь мастерами натюрморта, потому что большая часть их времени уходит на подготовку. доли секунды.И тут главное не упустить тот самый решающий момент.

«Я не люблю долго снимать в одной технике. Люблю экспериментировать. Мой последний проект в Кемеровском институте культуры, который я закончила в 2020 году, — в стиле пикториализм», — говорит Лиханова. «Несколько лет я фотографировал деревни Кузбасса через кривое стекло.

«Мне, как фотографу в Тайге, было интересно наблюдать за работой избирательных комиссий. В поле, когда подходишь непосредственно к домам, понимаешь, как живет русский избиратель. Я тебе скажу: Они живут бедно. Следует отметить, конечно, что комиссия приезжает с урнами непосредственно в дома социально незащищенных — стариков и инвалидов. Честные выборы?Сомневаюсь.

«В одном доме я увидела 35-летнюю психически недееспособную женщину. Она лежала на кровати с куклой на руках и не понимала, кто к ней пришел и зачем. голосовать, но буквально сама сделала отметку в бюллетене9.0005

«Тема правительства сложная», — говорит Лиханова. «Я как фотограф снимал предвыборную кампанию на должность мэра Тайги. После 10 лет мэрства… он наотрез отказался снова баллотироваться на этот пост, но люди уговорили его сделать это.

» Были разные попытки выдворять наблюдателей с избирательных участков. На соседнем избирательном участке наблюдатели зафиксировали, как председатель комиссии вбрасывал бюллетени за своего конкурента. Вызвали полицию, возбудили дело, а на следующий день прокуратура аннулировала результаты выборов на этом избирательном участке. Но, тем не менее, через три месяца избранного народного мэра сместили.

«На конкурс под названием «Семья – душа России» я представила серию, которую делала для газеты «Тайгинский рабочий» в 2017 году. Она о многодетной семье, которая долгое время не могла получить жилье, положенное по закону. публикации, меня поблагодарили, так как статья и фотографии способствовали решению проблемы. Семья сразу получила материальную помощь и электрокотел. А чуть позже выделили деньги на строительство дома. В прошлом году я побывали в Тайге и увидели их новый дом, — рассказывает Лиханова.

«Некоторые фотографы утверждают, что зритель им не очень нужен. А мне крайне нужна обратная связь. Думаю, что самая удачная из моих серий — об Андрее, сироте из Тайги с прогрессирующим рассеянным склерозом.

«Достигнув подросткового возраста, он оказался в ветхой коммуналке без туалета, с ободранным полом и открытой проводкой. На тот момент Андрей уже передвигался с помощью ходунков. Родственников и социального работника это мало интересовало его судьба.Как ребенок-инвалид, оставшийся без попечения родителей, он должен был получить муниципальное жилье, но его очередь даже не подошла.С девятого места в очереди он через год переместился обратно на 11-е.

«Я приехал к нему в гости, сфотографировал, как он живет, и выложил в соцсети. Мы подняли шумиху. Социальные работники пришли в себя. Сделали ремонт, поставили новый унитаз…. Но мы сделали не останавливаться на достигнутом.Полгода спустя он получил положенную ему по закону квартиру.Он получил жилье в новостройке и даже женился.Мне часто звонят и все у них хорошо.

«В этом ветхом доме мы жили в Тайге с 2000 по 2005 год. Там родилась моя дочь Дарья. она провела все свое детство в таких условиях?

«В центре снимка девочка с коляской, а это значит, что они до сих пор живут в доме. И я им, честно говоря, не завидую. Каким-то чудом мы тогда успели ее продать и переехать в частное жилье .Но в итоге мы уехали из Тайги в Кемерово.

«Когда 40 лет живешь в городе, ходишь по одной улице на работу и видишь как с каждым годом медленно умирает твой родной и когда-то любимый город, это угнетает . Долгое время на дом не было покупателя. Был момент, когда я был готов просто уйти от безысходности.

«В Кемерово больше люблю снимать на окраине. Часто вижу разрушенные деревянные дома на фоне новостроек в разных районах Кемерово. Контраст разительный.

«Иногда идет строительство нового жилья, но один деревянный дом остался, потому что хозяин не хочет уезжать. Город занимает деревню.

«Когда я был ребенком, у нас была пожилая соседка Зина, и мы покупали у нее молоко. Она жила одна, работала в огороде, держала корову, телят, поросят, хотя ей было уже за 70. А потом началось строительство железнодорожного виадука.Наши дома снесли, а ее переселили в квартиру.Прожила она там недолго,умерла меньше чем через год.Почему?От тоски.

«На Кемеровском кладбище я впервые в жизни увидел захоронения бомжей — яркое подтверждение бренности жизни. Они роют окопы и ставят их туда. Ставят простой деревянный крест с железный знак, на котором через несколько лет ничего не прочтешь. Печаль такая. Человек живет, а потом его некому хоронить», — говорит Лиханова.

«Я стал ходить по кладбищам в деревнях.